Настоящая работа посвящена единственной женской обители Ростова – монастырю Рождества Богородицы. Целью исследования является рассмотрение его состояния в начале XIX века, а точнее – в 1803 году. Предложенная дата не случайна. При разборе документации монастырского архива было обнаружено, что количество документов, датированных 1803 годом, почти пятикратно превышает среднестатистические показатели объемов сохранившихся документальных материалов других лет за период последней четверти XVIII – начала XIX века. Если в среднем в архиве монастыря за год откладывалось около десяти – пятнадцати документов, непосредственно связанных с жизнью обители, то от 1803 года их сохранилось более пятидесяти. Столь представительный комплекс единовременных документов дает возможность подробнее рассмотреть как событийную историю данного монастыря, так и само течение жизни обители, ее бытовой уклад и принципы внутреннего устройства.

В своей основе документальный материал представляет собой делопроизводственную переписку между Рождественским монастырем и Ярославской духовной консисторией. Из главного учреждения епархиального управления в обитель направлялись консисторские указы, содержащие, как правило, резолюции правившего тогда архиерея – архиепископа Павла. В консисторию же из Ростова отправлялись рапорты и отчеты настоятельницы, игуменьи Назареты, а также ее прошения, связанные с теми или иными насущными монастырскими нуждами. Эта переписка носила деловой характер и была обусловлена зависимостью монастыря от архиерейской власти.

Самостоятельно, без уведомления владыки и получения документально оформленного разрешения органов епархиального управления, настоятельница не могла ни принять послушницу, ни начать какой-либо мало-мальски серьезный ремонт, ни построить сарай, ни сдать в аренду участок монастырской земли. Буквально на все требовалось одобрение епархиальных властей. Настоятельница писала прошение, оно рассматривалось в консистории, по нему выносилось решение, которое представлялось на утверждение архиерея, после чего в монастырь направлялся указ, дозволяющий или запрещающий то или иное действие. В ответ из обители отсылался рапорт о получении данного указа, а впоследствии консистория уведомлялась о том, как та или иная ситуация разрешилась на месте.

Итак, что же представлял собой Рождественский монастырь в 1803 году? Он занимал небольшую территорию, обнесенную невысокой каменной оградой. Архитектурной доминантой, смысловым и композиционным центром ансамбля выступало единственное культовое здание – собор Рождества Богородицы с Троицким приделом, в нижнем этаже которого располагался теплый храм Алексия человека Божия с приделом святителя Димитрия Ростовского1. Рядом стояли каменные сестринские и настоятельские кельи недавней постройки. Это были первые жилые каменные сооружения обители, позднее, как и ограда, они неоднократно перестраивались.

По данным реестра, составленного в апреле 1803 года, в Рождественском монастыре насчитывалось 52 насельницы, а именно: игуменья, 10 монахинь и 41 послушница, в том числе 16 штатных и 35 состоящих за штатом2.

Средний возраст монахинь составлял 65 лет. В 1803 году самой старшей была 77-летняя монахиня Назарета, которая «за старостью» к несению послушаний уже была «неспособна», а самой молодой – 45-летняя Евфросиния, певшая на клиросе. Более половины монахинь являлись представителями крестьянского сословия, уроженками различных сел и деревень Ростовского уезда3.

Принципиальная разница в положении штатных и заштатных послушниц заключалась в следующем. Согласно утвержденному правительством штатному расписанию в женских монастырях III класса, к числу которых относился и Рождественский, было позволено находиться 16 послушницам, на содержание которых выделялись определенные средства. Иными словами, штатных послушниц кормил монастырь. Заштатные же содержали себя самостоятельно; и жилье, и одежда, и пища у них были свои; их количество в указном порядке не ограничивалось, при монастыре жило столько одиноких женщин, сколько обитель могла приютить.

Каждая из штатных послушниц Рождественского монастыря имела достаточно представительный стаж пребывания в обители – в среднем по 15 лет. Исключением из этого правила были Прасковья Тихонова и Прасковья Алексеева. Первая удостоилась помещения на штатную вакансию сразу же при вступлении в монастырь, а вторая ходила в послушницах полстолетия. Две трети послушниц имели крестьянское происхождение, остальные были горожанками, среди которых встречались дворянки, купеческие вдовы, чиновницы, мещанки и представительницы духовного сословия. У каждой из послушниц в монастыре были свои обязанности, но 20 из них – 8 штатных и 12 заштатных – находились на особом положении – они исполняли клиросное послушание – во время монастырских богослужений пели на клиросе.

При появлении монашеских вакансий в штате обители одну из послушниц, по выбору настоятельницы, начинали готовить к пострижению, о чем незамедлительно доносилось архиерею. Так, в ноябре 1803 года игуменья Назарета подала архиепископу Павлу доношение о том, что послушница Татьяна Петрова, прожившая в монастыре восемь лет, готова к принятию монашеского пострига, поскольку «ведет себя она добропорядочно, кротко и мирно и послушания проходит усердно, притом же и желание к пострижению имеет нелестное, твердое и основательное, ибо как правила Святых отец, так и духовный регламент касательно до монашества ей почасту внушаемы были»4. Владыка утверждал кандидатуру и давал указ, разрешающий пострижение. В целом же, поскольку в обители было позволено находиться ограниченному числу монахинь, монашеские места освобождались редко, поэтому в послушницах ходили подолгу и пострижения удостаивались единицы.

Возглавлявшая сестринскую общину игуменья Назарета родилась в 1751 году в дворянской семье. Приняла монашество в Московском Вознесенском монастыре в 1784 году. Спустя десять лет, в 1794 году, по требованию ростовского архиепископа Арсения была переведена в Ростовскую епархию и 6 августа, в праздник Преображения, произведена во игуменьи Рождественского монастыря. В 1803 году ей исполнилось 52 года, к этому времени она возглавляла Рождественскую обитель уже 9 лет5. Спустя пять лет, в 1808 году, она по собственному прошению (по причине «ослабшего здоровья») была уволена от настоятельской должности, отпущена в Московскую епархию и, по всей видимости, остаток жизни провела на покое в Вознесенском монастыре.

В середине 1803 года в Рождественском монастыре произошла замена казначеи. Прежняя казначея, монахиня Евгения, по архиерейскому указу от 3 августа была освобождена от занимаемой должности за некоторые проступки, несовместимые с монашеским званием (в частности, за катание по озеру на лодке и распевание песен, а также за неоправданно суровое обращение с монастырскими служителями). За это, кстати, она не только лишилась должности, но и по распоряжению владыки просидела три дня под арестом на хлебе и воде6. Следует упомянуть, что у игуменьи Назареты с казначеей монахиней Евгенией были добрые отношения, ведь в 1794 году они вместе прибыли в Ростов из Московского Новодевичьего монастыря – первая возглавила Рождественскую обитель, а вторая стала казначеей. Во всяком случае, судя по характеристикам, данным настоятельницей рождественским монахиням и зафиксированным в декабрьской ведомости 1803 года, самые похвальные слова адресовались именно монахине Евгении: «...состояния и поведения честнаго, в должности своей была весьма рачительна, сведуща и исправна, и во всех послушаниях безропотна». Однако именно 1803 год в судьбе монахини Евгении явился роковым – после многолетнего заведования монастырской казной она получила отставку7.

Для архиерейского утверждения новой казначеи были выбраны пять кандидатур: три монахини – Анфиса, Анфия, Аполлинария – и две послушницы – Анастасия и Анна. Показательно, что четырех первых избрала настоятельница. Пятую кандидатуру – Анну Торопову – избрали семь монахинь и пять послушниц «в рассуждении порядочной ее жизни и во всем расторопности». Архиепископ Павел предпочел утвердить казначеей монахиню Анфию8, но отношения с настоятельницей у нее не сложились, и в казначейской должности она долго не задержалась. В июне 1804 года «новоопределенная» казначея подала на имя игуменьи Назареты прошение об отставке, в котором объясняла, что «оную казначейскую должность и данные мне монастырские вещи, хотя и приняла я из повиновения к начальству безотрицательно, не зная отнюдь, сколько она требует силы и знания, но, ныне исправляя оную и вникая в существо ее, нахожу себя к дальнейшему понесению за слабостию здоровья моего и за неопытностию в делах нимало неспособной и потому, Ваше Высокопреподобие, прошу принять сие мое прошение об увольнении из оной казначейской должности по неимению возможности ко исправлению ее учинить благорассмотрение»9.

Рассмотрим источники поступления денежных средств в монастырскую казну: это официальные государственные выплаты, или монастырский оклад, и неокладные доходы, то есть заработанные монастырем средства, которые разделялись на церковные и хозяйственные.

К церковным доходам относились деньги, получаемые от продажи свеч во время монастырских богослужений, высыпаемые из церковных кружек, а также выручаемые во время сентябрьского крестного хода в Ярославль и с чудотворным образом Тихвинской Богоматери.

Хозяйственные доходы Рождественского монастыря составляли деньги от аренды монастырских пустошей, озер и мельницы, продажи сена, скота и сельскохозяйственных продуктов – овощей из огорода и яблок из сада. Разумеется, монастырь не оставался без пожертвований – «подаяния молельщиков» и вкладов на поминовение.

В каких же цифрах это выражалось? Штатное, или окладное, содержание Рождественского монастыря составляло 240 рублей в год. Неокладные поступления денежных средств давали обители почти в
4 раза больше. В апреле 1803 года Рождественский монастырь отчитался перед консисторией о приходе денежных средств в казну обители в течение 1802 года. Оказалось, что сбор денег в церковные кружки составил около 120 рублей. Продажа восковых свечей дала более
140 рублей. Пожертвования при крестном ходе с монастырским чудотворным образом принесли до 200 рублей. Таким образом, церковные доходы составили около 460 рублей. Хозяйственные доходы монастыря были несколько ниже – около 400 рублей, причем три четверти этой суммы принесла сдача в аренду мельницы, а оставшуюся четверть – аренда сенных пожен10.

Монастырская мельница, расположенная в Карашской волости на реке Нерли, в январе 1803 года впредь на четыре года была отдана в аренду карашскому крестьянину Исайю Иванову с платежом по 275 рублей в год и с условием построить за свой счет вместо старой ветхой избы, стоящей при мельнице, новую избу из соснового леса, покрыть тесом «и внутри убрать по-надлежащему, то есть сделать печь кирпичную, пол, лавки, полати и окна»11. Примечательно, что именно в 1803 году Рождественский монастырь начал судебный процесс против прежних содержателей мельницы, семьи купцов Бориса и Гаврилы Петровых, нанесших мельничным строениям значительный ущерб. Суд длился несколько лет, рассматривался в различных инстанциях, вызвал длительную переписку, потребовал от обители немалых судебных издержек, но благодаря настойчивости игуменьи Назареты завершился в пользу монастыря, которому петровские купцы были вынуждены полностью компенсировать все расходы на восстановление действительно разоренного мельничного хозяйства12.

Право рыбной ловли в монастырских озерах при селах Караше и Чашницах той же Карашской волости обитель отдала крестьянам деревни Осника Прокофию Осипову и Козьме Алексееву, которые обязывались платить по 40 рублей в год и поставлять на монастырский стол несколько пудов свежей рыбы13.

К слову, о монастырской трапезе. Незадолго до наступления 1803 года ярославский архиепископ Павел отдал распоряжение о введении в двух девичьих монастырях своей епархии – Рождественском Ростовском и Богоявленском Угличском – общей трапезы для монахинь и штатных послушниц. Однако у игуменьи Назареты на этот счет имелось собственное мнение. Она пыталась убедить архиерея, что Рождественскому монастырю будет затруднительно принять на себя расход на общую трапезу, да и ее обустройство потребует дополнительных помещений – кухни, столовой палаты, ледника и амбара, которых нет и построить негде, да и не на что14. Между тем архиепископ Павел настаивал на своем и в сентябре приказал «монахиням и белицам, получающим жалованье, иметь непременно общую трапезу ... и сие начать игуменьи с будущего 1804 года, почему и делать ей должные приготовления»15. В ноябре в обитель поступил очередной архиерейский указ с новыми распоряжениями относительно общей трапезы. Следовало завести особые приходо-расходные книги для учета средств, выделяемых на трапезу, и «избрать по общему всех сестер ... согласию из монахинь или белиц умеющую хозяйствовать и править домом надзирательницу для смотрения над трапезою и приготовлением пищи». Также игуменье рекомендовалось «стараться завести ремесла и рукоделия для лучшего содержания и довольства» сестер в монастыре16.

Разумеется, в конечном итоге все устроилось так, как предписывал архиепископ Павел. В монастыре нашлись и деньги на продукты, и дрова для приготовления пищи, и места для размещения общей столовой и кухни. Более того, на нужды общей сестринской трапезы игуменья Назарета передала двух коров, купленных ею на собственные средства, о чем она не замедлила донести архиерею: «...способствуя с усердием к таковому заведению, имею предоставить безденежно к продовольствию в пользу целого общества сестер купленные в прошедшем 1799-м году на собственные мои деньги две коровы»17.

Следует отметить, что архиепископ Павел проявлял заботу и о поддержании монашеского благочиния. В сентябре 1803 года по его требованию по монастырям Ярославской епархии были разосланы «Правила монашеского жития» – свод религиозно-философских рассуждений, моральных правил и практических рекомендаций, составленный для нравственного совершенствования и укрепления в вере. Их предписывалось раз в месяц после субботней трапезы читать в обителях при собрании всей общины. Несомненно, что в Рождественском монастыре это выполнялось неукоснительно18. Вот лишь один из 18 разделов этих правил, заключительный, под названием «Какие суть средства к достижению совершенства монахине?»: «1. Мир и любовь со всеми. 2. Пред всеми кротость и тихость. 3. Неослабное к добродетельному подвигу нудничество. 4. Отвержение себя со страстьми и похотьми. 5. Присномолитвенность. 6. Великодушное враждующих любление. 7. Ненавидящим творение добра. 8. Клянущих благословение. 9. За творящих напасть молитва. 10. Беспротивление всяких озлоблений и бед»19.

В августе 1803 года, когда монастырь готовился к очередному крестному ходу в губернский город, архиепископ Павел особым указом приказал настоятельнице строго следить за соблюдением должного благочинного поведения и дал следующие рекомендации: «1-е. Предписать вам, игуменье, чтобы вы с тою иконою в Ярославль девок послушниц, кроме престарелых сборщиц, ни под каким видом не отпускали, а позволили им проводить оную икону не далее Белогостицкого монастыря. 2-е. По пребытии иконы в Ярославский собор благочинному Петропавловскому священнику Иоанну иметь неослабное смотрение, как над поведением имеющих быть при той иконе монахинь, так и над приходом суммы и при всякой высыпке оной из кружек быть ему... 3. Предписать благочинным, чтоб священнослужители тех сел, чрез которые сия икона в Ярославль из оного в Ростов несена будет, к сретению ее и провождению должны, сохраняли благочиние и благопристойность»20.

Практически ежегодно в монастыре в летний период производились строительные или ремонтные работы. Не стал исключением и 1803 год. В марте игуменья Назарета направила в консисторию прошение о необходимости замены обветшавших кровель каменных келейных корпусов. При этом она доказывала необходимость проведения серьезного, качественного ремонта, а именно: «...собрав весь тот гнилой верхний тес, сделав из елевой коры палубу, и покрыть ... новым тесом в две доски, и потолок для прочности выкрасить»21. Кроме того, в апреле настоятельница доложила епархиальным властям и о других ветхостях монастырских зданий, требующих незамедлительного ремонта. Так, в Рождественском храме обветшал и перекосился старинный иконостас, на монастырской ограде и башнях сгнило тесовое покрытие, а часть стены справа от собора по причине слабого грунта и плохого фундамента осела, покрылась трещинами, наклонилась и угрожала падением22. По словам настоятельницы, «ветхости сии явным о себе доказательством служат, ибо из иконостаса некоторые штуки упадали, следовательно, и впредь предлежит опасность, а при том за давним устроением уже и неблаголепен; сквозь крыши же на башнях и ограде во многих местах имеется от дождевых лияний течь, вредящая самое здание, особливо что под тою крышею палубы не имеется, а точие покрыты в один тес, которой ныне и сгнил, и рассохся»23.

В мае архиепископ Павел разрешил заменить старое покрытие келий, а в конце июля игуменья Назарета отрапортовала о завершении ремонта. Относительно прочих ремонтных работ – владыка строжайше подтвердил игуменье начать их производство только тогда, когда будут накоплены или собраны необходимые средства, дабы не вводить монастырь в долги24.

Итак, 1803 год оказался памятен для Рождественского монастыря целым рядом неординарных событий: настоятельное требование архиерея о заведении общей трапезы, начало судебного процесса с содержателями монастырской мельницы, заключение контрактов на сдачу в аренду доходных статей, которые возобновлялись раз в четыре года, увольнение казначеи и споры при выборе новой. Все это не только оживило обычный размеренный ход жизни обители, но и обогатило монастырский архив целым комплексом редких и интересных документов.

Примечания

1 РФ ГАЯО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 51. Л. 73–77.

2 Там же. Л. 26–27.

3 Там же. Л. 70–71 об.

4 Там же. Л. 1.

5 Там же. Ф. 197. Оп. 1. Д. 2277. Л. 10 об. –11.

6 Там же. Ф. 190. Оп. 1. Д. 48. Л. 82–82 об., 116.

7 Там же. Д. 51. Л. 70–70 об.

8 Там же. Д. 48. Л. 107–107 об.

9 Там же. Д. 51. Л. 81.

10 Там же. Л. 28. Л. 54–54 об.

11 Там же. Д. 48. Л. 135.

12 См., напр.: Там же. Л. 144–145.

13 Там же. Д. 51. Л. 39.

14 Там же. Л. 30–31; Д. 48. Л. 128.

15 Там же. Д. 48. Л. 110–110 об.

16 Там же. Л. 82–82 об.

17 Там же. Д. 51. Л. 44 об.

18 Там же. Д. 48. Л. 102–105 об.

19 Там же. Л. 105–105 об.

20 Там же. Л. 117–117 об.

21 Там же. Д. 51. Л. 23.

22 Там же. Л. 31–31 об.

23 Там же. Л. 13 об.

24 Там же. Д. 48. Л. 112–112 об.