Не существует полной биографии владыки Пимена (Черного), занимавшего новгородскую кафедру в 1552–1570 годах. Опубликованные новгородские летописи XVII века (Новгородская III, Краткий летописец новгородских владык) именуют Пимена как «клирик честныя обители Кириллова монастыря з Белаозера»1. Как постриженник Кирилло-Белозерского монастыря Пимен назван в работах П. М. Строева2 и Н. Н. Барсукова3. Эта точка зрения закрепилась у современных исследователей, занимавшихся историей и искусством Новгорода XVI века4.

Опубликованные новгородские летописи XVI века (Новгородская II, Новгородская IV) не сохранили упоминаний о том месте, откуда был приглашен на новгородский престол Пимен или где он был пострижен.

Не новгородские по происхождению летописи XVI века, включающие Летописец начала царства (он входит в обширные своды Никоновской и Львовской летописей), сообщают, что в ноябре 7061 (1552) года «поставлен бысть Макарием митрополитом архиепискупъ Великому Новугороду и Пъскову старец Пимен Черной Андриановы пустыни»5. Этой информацией оперирует в своих исследованиях А. Л. Хорошкевич6.

Что касается времени поставления Пимена на новгородскую кафедру, летописи XVI века упоминают лишь ноябрь 7061 (1552) года. В новгородских летописях XVII века сохранилось больше дат, связанных с жизнью владыки Пимена: день поставления (20 ноября 7061 г.), длительность пастырской службы (17 лет и три месяца, в другом случае уточняется – 17 лет два месяца и девять дней), срок ссылки опального владыки в Венев монастырь под Тулой после снятия сана в январе 1570 года (год и два месяца без шести дней), дата смерти (25 сентября 7080 (1571) г.). Исследователи, занимавшиеся новгородскими летописями XVII века7, отмечали, что для них характерно беспрецедентное для средневековья использование разнообразных письменных источников (эпиграфики, церковных синодиков и летописцев, надписей на различных предметах церковной старины). Это качество письменных источников XVII века дает основание доверять им и склоняться к тому, что именно Кирилло-Белозерский монастырь был «духовной родиной» владыки Пимена. Это мнение может быть подкреплено данными изучения архива и библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря (вне задач нашей статьи), среди рукописей которого сохранился автограф Пимена, переписанный им «Масленик соборной»8.

Как следует понимать название «Андрианова (или Ондреянова) пустынь»? В середине XVI века так могли называться прежде всего две обители, носившие имя своих основателей Адрианов (Андриянов). Это пустынь преподобного Адриана Ондрусовского (в миру – Андрей Никифорович Завалишин, по сведениям жития Александра Свирского и другим источникам – выходец из московской земли, «испомещенный» в правление Ивана III в новгородской земле9). Вдохновленный встречей с преподобным Александром, он ушел от мира и со временем основал пустынь на берегу Ладожского озера, на мысу Андрусовской бухты. Название бухты и пустыни могло быть также связано с именем Ондрус (Андрус, форма, производная от имени Андрей) одного из постриженников, бывшего разбойника, обращенного к праведной жизни уже преподобным Адрианом. Адриан Ондрусовский был известен и принят в Москве, в том числе в семье великого князя: в 1533 году его монастырь получил жалованную грамоту от великого князя Василия III, в августе 1549 года в московском Новодевичьем монастыре преподобный Адриан крестил вместе с преподобным Геннадием Костромским (и Любимоградским) первую дочь юного царя Ивана IV царевну Марию10.

«Обителью Андреяна» могли называть также монастырь, начавшийся с пустыни, основанной преподобным Адрианом Пошехонским в честь Успения Богоматери в лесных краях на речке Вотхе (Ветхе), игуменом которого он стал по благословению митрополита Макария в 1543 году. Игумен Адриан погиб 5 марта 1550 года в результате нападения на монастырь крестьян из окрестной деревни, разграбивших монастырское имущество. Судя по сведениям жития преподобного, грабители также искали сокровища, из-за которых лишили жизни игумена Адриана, но нашли только его личные вещи – принадлежности, необходимые для иконописания11. Монастырь находился в пяти верстах от Пошехонья12.

К какой из этих двух обителей мог принадлежать старец Пимен Черный? Между двумя монастырями не было тесных и прямых связей, но основатели их часто бывали в столице, получали благословение митрополита. Интересны некоторые факты, связанные с крещением царской дочери в 1549 году в московском Новодевичьем монастыре. спутником и сослужебником игумена Адриана Ондрусовского на этой церемонии был преподобный Геннадий Костромской, который происходил из Корнилиево-Комельского монастыря, как и Адриан – основатель пустынной обители в пошехонских лесах, покинувший свою alma mater в 1539 году. Еще любопытнее, что богослужение при этой церемонии проводил «игумен Троецкий Сергиева монастыря Серапион Курцов»13 – будущий архиепископ Великого Новгорода и Пскова (с июня 1551 по ноябрь 1552 года), то есть непосредственный предшественник Пимена.

Представляется важным, что новгородские летописцы XVII века считали местом пострижения Пимена Кирилло-Белозерский монастырь. Имя архиепископа Пимена, помимо летописей, встречается в некоторых монастырских инвентарях, например в описи строений и имуществ Кирилло-Белозерского монастыря 1601 года, где он упоминается как вкладчик книги «стихораль в полдесть»14. Его имя и принадлежность к обители преподобного Кирилла упоминаются среди приписок в рукописях. В. Г. Пуцко, рассматривая многолетия русским князьям, использовал прежде всего Требник из собрания Кирилло-Белозерского монастыря. В его приписной заметке, сделанной почерком более позднего происхождения, как переписчик рукописи упоминается «клирошанин чернец Пимин, иже бысть архиепископ Великого Новаграда». Пуцко установил, что Требник был переписан между 1521–1533 годами15. Это предположение задает определенные рамки для биографии Пимена.

Кирилло-Белозерский монастырь в XVI веке – одна из самых почитаемых русских обителей. Это место частых, даже регулярных, богомолий и вкладов великих князей и царей, их семей, разных иерархов, многих аристократов и государственных чиновников, именитых людей и гостей. Игумены обители преподобного Кирилла часто занимали епископские (после 1589 года – митрополичьи) кафедры. Среди вкладчиков монастыря – не только его бывшие настоятели, но и простые иноки, старцы и архимандриты из других обителей, епископы и митрополиты разных епархий. К инокам этого монастыря обращено одно из самых красноречивых сохранившихся посланий царя Ивана Грозного16.

Но и летописец этого монастыря, составленный в 1604–1617 годах, не проливает свет на связь Пимена с Кирилло-Белозерским монастырем17. В перечне игуменов, помещенном в начале летописца, интересны две особенности. Во-первых, автор обязательно отмечал те случаи, когда игумен монастыря был возведен на епископский (митрополичий с конца XVI века) престол, «уходил на повышение». Кирилловские игумены были предстоятелями разных кафедр: например, ростовской – 12-й игумен, Иван; 18-й, Досифей; 29-й, Варлаам, первый митрополит Ростовский; суздальской – 7-й, Нифонт; 19-й, Афанасий (затем архиепископ Полоцкий); коломенской –14-й, Тихон; смоленской – 20-й, Семион; казанской – 27-й, Козма, игумен со 2 сентября 7081 (1572) года до 7090 (1581–1582); 36-й, Матфей, игумен со 2 июля 7114 (1606) по 7123 (1615) год18. Во-вторых, отмечалось, когда на игуменство в монастырь назначался настоятель другой обители, «со стороны». Например, 28-й игумен, Игнатий, был поставлен в игумены монастыря св. Кирилла 4 января 7090 (1582) года по царскому решению «с Каменного из архимаритов по своему царьскому изволению» (то есть из Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере); первый ростовский митрополит Варлаам был возведен на игуменство в 7092 (1584) году «из Рожественского монастыря из Володимера»19. В летописце очень подробно зафиксированы смены в руководстве обители, особенно за XVI век. Можно предположить, что Пимен достаточно рано покинул обитель на Белом озере, чтобы быть упомянутым в монастырском летописце в связи с поставлением на новгородскую кафедру, в древнейшую епархию не только Севера, но и всей Руси. Возможно, что степени старца он достиг уже в Андриановой пустыни, например Пошехонской, которая является ближайшей к Кириллову и Белому озеру.

Конечно, наша работа не претендует на полное разрешение вопроса о месте пострижения архиепископа Пимена и о том, откуда он был взят на новгородский престол. Требуются дальнейшие исследования, прежде всего архивных источников, например вкладных книг Кирилло-Белозерского монастыря. Но этот вопрос касается не только историков, он важен и для специалистов по истории русского средневекового искусства, прежде всего XVI века. Историки уже определили степень участия архиепископа Пимена в политических событиях своего времени, охарактеризовали его как активного деятеля не только в пределах своей епархии, но и в масштабах всей национальной церкви. Он – участник поместных соборов, сторонник внешней политики царя, имевший собственный взгляд на состояние страны в годы Ливонской войны и излагавший его в посланиях к царю и войску20. Историки древне-
русской книжности отмечали начитанность Пимена, усвоение им уроков и образов лучших произведений учительной литературы Древней Руси21.

Изучение произведений новгородского искусства, созданных в его время (1552–1570), с привлечением упоминаний о несохранившихся памятниках, показывает архиепископа Пимена как влиятельного ктитора, деятельного главу кафедры. Он оказался достойным преемником архиепископов Макария и Феодосия, внесших большой вклад в украшение древних храмов Великого Новгорода. При Пимене, очевидно, в рамках Ливонской кампании, в 1558 году произошло прославление новых чудотворений и самого святого епископа Никиты Новгородского (умер в 1108 году). К новгородскому владыке из Ругодива (Дерпта), завоеванного в день поминания новгородского епископа Никиты, были посланы чудесно обретенные в пожаре иконы Богоматери и святых Николая и врачей-бессребреников Космы и Дамиана, прославленные в самом Новгороде и позднее в Москве22. По заказу Пимена в 1560 году для Софийского собора были созданы моленное владычное место, резное, драгоценно украшенное позолотой и росписью23, а также деревянные резные позолоченные врата, предназначенные для южного входа в собор, имевшие лицевые изображения («со святыми») (не по образцу ли знаменитых Магдебургских врат?)24. В правление Пимена были созданы предметы архиепископского облачения: одеяния, панагия, посох. Несохранившиеся одеяния упомянуты в отрывках описей Софийского собора первой половины XVII века, где указано, что они выполнены из белого шелка, шитые черными, красными и золотыми нитями25. панагия архиепископа Пимена признана специалистами по церковному убранству и утвари воплощением высших возможностей заказчиков и мастеров XVI века: для нее были использованы золото, драгоценные камни и эмали, изощренная техника скани, экзотическое синолойное дерево и даже византийская камея X века, вероятно, из сокровищ софийской ризницы, с образом благословляющего Спасителя26. Не меньшим искусством исполнения отличается посох, в украшении которого использованы хрустальные «яблоки»27. Сопоставление сведений письменных источников о несохранившихся одеждах и церковных вратах с дошедшими до наших дней моленным святительским местом в Софийском соборе, панагией и посохом свидетельствует или, по крайней мере, дает возможность предположить, что в эпоху Пимена была предпринята и осуществлена масштабная программа по украшению Софийского собора, в свою очередь подчеркивавшая положение новгородского святителя, его особый статус. Не была ли связана с этими деяниями Пимена зависть и ревность царя Ивана, ставшая причиной ужасного похода на город зимой 1570 года? Ведь для создания царского места в Софийском соборе в 1571 году были привлечены те же мастера, что делали и святительское место 1560 года – Иван Белозерец, Еутропий Стефанов сын, Исак Яковлев сын – и некоторые фрагменты их первого произведения28.

Исследователи средневекового новгородского искусства уже отметили присущее Пимену эстетическое чутье, «изысканный вкус», выразившиеся в высочайшем художественном уровне произведений29. Значение новгородской кафедры, ее богатства, достаточные для активной созидательной работы даже после присоединения к Москве, а также неизмеримое ныне количество древностей, восходящих к самым первым временам христианства на Руси (в первую очередь «корсунские» иконы и оклады, но также и византийские драгоценные камеи), с которым не мог равняться ни один из русских городов, – принимая все это во внимание, следует искать дополнительные факты, которые помогли бы осветить историю духовного формирования владыки Пимена. Если бы мы знали о нем больше, то открылись бы новые грани новгородской художественной культуры, сиявшей всей Руси на протяжении конца XV – середины XVI века.

Еще современники отмечали необычность, некую двойственность личности и поступков новгородского владыки Пимена. Князь
А. М. Курбский в «Истории о великом князе Московском» писал, что Пимен удивлял многих («в дивных был обычаех»), славился как человек «чистаго и зело жестокаго жительства» и в то же время неукоснительно поддерживал действия царя, в том числе и во внутренней политике, даже если они нарушали статус и интересы церкви, симфонию властей, «похлебывати мучителю и гонитель был вкупе на Филиппа (Колычева, митрополита Московского с 1566 по 1569 год)»30. Не была ли склонность к «чистому и жестокому жительству» привычкой, унаследованной со времен обитания пусть и в общежительном монастыре, но в трудных условиях северных лесов, истинной «пустыни»? А приверженность, почти слепая, действиям царя – не знак ли это связи с каким-то из дворянских родов или давних налаженных отношений с правящим домом, оказавшим поддержку или каким-то образом спасшим Пимена в прежние дни? Или это особенность личности? Надеемся, что дальнейшие исследования и новые сведения не привлеченных пока источников позволят полнее представить биографию Новгородского архиепископа Пимена.

 

Примечания

 

1 Новгородские летописи. СПб., 1879. С. 107, 147.

2 С т р о е в П. М. Списки российских иерархов и настоятелей монастырей российской церкви. СПб., 1877. С. 35.

3 Б а р с у к о в Н. Н. Источники русской агиографии. СПб., 1882. С. 456.

4 З и м и н А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 111; С к р ы н н и-
к о в Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 45–46; Ш а б л о в а Т. И. Именной указатель к тексту описи строений и имуществ Кирилло-Белозерского монастыря
1601 г. // Опись Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г. / Сост. З. В. Д м и т р и-
е в а и М. Н. Ш а р о м а з о в. СПб., 1998. С. 349 (далее – Опись); Г о р д и е н-
к о Э. А. Новгород в XVI в. и его духовная жизнь. СПб., 2001. С. 298.

5 Летописец начала царства // ПСРЛ. Т. 29. М., 1965. С. 214; Никоновская летопись; Царственная книга // ПСРЛ. Т. 13. М., 1965. С. 235–236; Львовская летопись // ПСРЛ. Т. 20. Ч. 2. Русские летописи. Т. 5. Рязань, 1999. С. 162.

6 Х о р о ш к е в и ч А. Л. «Измена» Пимена и поход Ивана Грозного на Новгород // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию
В. Л. Янина. М., 1999. С. 225–231; Х о р о ш к е в и ч А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М., 2003. С. 525.

7 А з б е л е в С. Н. Новгородские местные летописцы // ТОДРЛ. М.; Л. 1958. Т. 15. С. 364–370; А з б е л е в С. Н. Развитие летописного жанра в Новгороде в XVII в. // Там же. С. 251–283.

8 ГПБ., Кир.-Бел. собр. № 519/776; Б у л а н и н Д. М. Пимен (Черный) // СККДР. Вып. 2. Ч. 2. С. 185–188.

9 Подробные сведения см.: Г е р а с и м (Д ь я ч к о в), иеродиак., И. Д. С о-
л о в ь е в а. Адриан Ондрусовский // Православная энциклопедия. Т. 2. М., 2000. С. 320. Там же дана вся предшествующая литература.

10 Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. 13. С. 115, 460.

11 П о л о з н е в Д. Ф., Ш а л и н а И. А. Адриан Пошехонский // Православная энциклопедия. Т. 2. С. 320–321.

12 С е р г и й (С п а с с к и й). Полный месяцеслов православного Востока.
В 3-х тт. Т. 2. С. 59; Б а р с у к о в Н. Н. Источники русской агиографии...
Стлб. 13–15; З в е р и н с к и й В. В. Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. Т. 2. СПб., 1892. № 600; П о л о з н е в Д. Ф., Ш а л и н а И. А. Адриан Пошехонский.
С. 323–324.

13 Львовская летопись // ПСРЛ. Т. 20. Ч. 2.

14 Опись... Л. 224. С. 126. Стихирарь – рукописный сборник стихир, песнопений для праздников церковного календаря.

15 П у ц к о В. Г. Многолетия русским князьям по рукописям Кирилло-Белозерского монастыря // Кириллов: Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 1998.
С. 50–55. Благодарю В. Г. Пуцко за устную консультацию и указание.

16 Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь // ПЛДР. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 150–164.

17 Опубликован, см.: У л ь я н о в с к и й В. И. Летописец Кирилло-Белозерского монастыря 1604–1617 гг. // Книжные центры Древней Руси: XVII в. СПб., 1994. С. 113–139; Рукопись ГПБ. Погод. собр. № 1566.

18 У л ь я н о в с к и й В. И. Указ. соч. С. 136–137.

19 Там же.

20 Х о р о ш к е в и ч А. Л. «Измена» Пимена...

21 Б у л а н и н Д. М. Пимен (Черный)... Ждет своего исследования и послание Пимена к царю Ивану под Полоцк, изобилующее цитатами не только из отеческой, но и античной литературы.

22 Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. 13. С. 295–296, С. 305; Львовская летопись // ПСРЛ. Т. 20. Ч. 2. С. 594; Степенная книга // ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. С. 659; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. 29. С. 264.

23 Н и к и т и н а Ю. И. Монументально-декоративная резьба моленных мест из Новгородской Софии // ПКНО. Ежегодник за 1986. Л., 1987. С. 350–363.

24 Об этом повествует летописный сборник XVII века (ГИМ. Забел. 261. Л. 427 об.); Декоративно-прикладное искусство Великого Новгорода: Художественный металл XI–XV вв. М., 1996. С. 264. Врата не сохранились, но известно, что в первой половине XIX в. в Новгороде их видел и был озабочен их судьбой Ф. Г. Солнцев. Его рисунки, сделанные с Пименовских врат, хранятся в ОР ГПФ Музеев Московского Кремля и были опубликованы в работе: П л е ш а н о в а И. И. Новгородские резчики XVI столетия // Страницы истории отечественного искусства. XII – первая половина XIX в. Вып. VIII. СПб., 2003. С. 77–84. Там же (с. 81) опубликованы два рисунка в очень мелком масштабе и надпись, располагавшаяся в четырех медальонах в нижнем ряду филенок на створках врат: «Лета 7068. ГО При бл(а)говерно(мъ) ц(а)ри и велико(мъ) кн(я)зе Иване Васи(ль)еви(че) всея Русии // повелен(и)емъ б(о)голюбиваго и пре(о)с(вя)щенна(го) пимена архиеп(иско)па велика(го) Новаграда и Пскова в(Ъ) богохранимомъ и въ Великомъ Новеграде к чест(ней) соборней церкви къ Софие Премудрости Божии божиею милостию и пресвятые богородицы и всехъ святыхъ молитвами сстроены была сия святые двери». Помимо рисунков в собрании Музеев Московского Кремля, в Русском музее сохранились фрагменты рельефных деревянных фигур Богоматери, Иоанна Предтечи и апостола (Петра?), принадлежавшие декорации этих врат. (Там же. С. 81–83.)

25 К у п р и я н о в И. К. Отрывки из описи новгородского Софийского собора первой половины XVII в. // Известия Археологического общества. Т. 3. Вып. 1. СПб., 1861. Стлб. 366–386, 367.

26 П о к р о в с к и й Н. В. Новгородская софийская ризница. Ч. 2. СПб., 1914. Фототипия VI. С. 18; Г о р д и е н к о Э. А. Новгород в XVI в. и его духовная жизнь. С. 404.

27 Описи Софийского собора XVIII–XIX вв. Вып. 1. Л., 1988. С. 168; Г о р-
д и е н к о Э. А. Новгород в XVI в. и его духовная жизнь. С. 402–403.
Э. А. Гордиенко приводит данные о том, что для Пимена были изготовлены два посоха, в 1554 и 1570 гг.

28 Н и к и т и н а Ю. И. Монументально-декоративная резьба...; П л е ш а н о-
в а И. И. Новгородские резчики... С. 80.

29 Г о р д и е н к о Э. А. Владычная палата Новгородского кремля. СПб., 1991. С. 95, 97. Илл. С. 74, 93.

30 РИБ. Т. 31. СПб., 1914. С. 319.