АКАДЕМИК Н. К. НИКОЛЬСКИЙ И ЕГО ВКЛАД В ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИИ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ
АКАДЕМИК Н. К. НИКОЛЬСКИЙ И ЕГО ВКЛАД В ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИИ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ
В статье, посвященной 30-летию со дня смерти академика Николая Константиновича Никольского, Н. Н. Розов писал, что судьбу научного наследия ученого нельзя признать счастливой: многие его работы остались неопубликованными 1. Эту судьбу разделила и большая часть труда Н. К. Никольского по истории Кирилло-Белозерского монастыря. Были изданы только первые две части его обширного исследования. Они хорошо известны: первая посвящена основанию монастыря и его строениям2, вторая касается средств содержания монастыря и имеет в качестве приложений публикацию большого числа хозяйственных документов из архива Кирилло-Белозерского монастыря3.
По замыслу Н. К. Никольского исследование должно было иметь по крайней мере еще три части, посвященные соответственно управлению монастырем, его общинной и келейной жизни4 и богослужению.
Рабочие материалы всех этих трех частей сохранились в фонде Н. К. Никольского в Архиве РАН5. Степень завершенности исследования в каждой из трех частей различна. Наименее разработана глава "Богослужение": в архивном деле (д. 37) имеется лишь копия текста келарского обиходника с разночтениями по рукописям Кирилло-Белозерской библиотеки и краткое введение к тексту6. Что же касается материалов двух других глав, то они вполне позволяют проследить авторский замысел и подготовить труд Н. К. Никольского к изданию7.
Архивные дела содержат комплекс рабочих материалов глав "Управление" (д. 32) и "Общинная и келейная жизнь" (д. 35): авторские черновики, выписки из рукописей, часто с сопровождающим их авторским комментарием (эти выписки сделаны преимущественно карандашом на отдельных листках небольшого размера и часто бывают вложены между листов с текстом главы), писарские копии текстов глав с авторской правкой, писарские копии текстов из рукописей8. В ряде случаев содержание предварительных материалов не находит отражения в более или менее завершенных частях исследования. Так, вероятно, в главу "Управление" Н. К. Никольский собирался включить материалы о приписных монастырях: Ворбозомском, Никитском, Курьюш-ской пустыни, о Горицком монастыре и заботах кирилловских старцев о ремонте его строений. В деле имеются выписки из переписной книги 1601 года о приходских церквях и земельном обеспечении причта9, об участии старцев Кирилло-Белозерского монастыря в строительстве и ремонте приходских церквей (в 1580-1620-е гг.)10. Интересен комплекс выписок Н. К. Никольского из различных документов с упоминаниями приказчиков, нарядчиков, доводчиков, дьяков", а также выписки о дворецких и дьяках Большого Дворца12. Имеются отдельные выписки о сословном составе братии в 1606-1607 годах13.
Рабочие материалы Н. К. Никольского свидетельствуют о большой источниковедческой ценности его труда. Н. К. Никольский ввел в научный оборот множество неизвестных ранее документов по истории Кирилло-Белозерского монастыря.
Хронологически главы "Управление" и "Общинная и келейная жизнь" охватывают период с конца XV до второй четверти XVII века. Эти главы взаимосвязаны. В них хорошо прослеживается единая концепция Н. К. Никольского относительно северно-русских монастырей, которые, по его мнению, обязательно должны были основываться на общежительном строе и иметь вотчинное хозяйство. Вотчинный быт вносил массу противоречий в иноческую жизнь, однако он являлся необходимым условием существования монастыря, что было продиктовано суровыми условиями Русского Севера. Основываясь на документах, Н. К. Никольский исследует все важнейшие стороны жизни монастыря, выявляя причины и следствия изменений.
Управление Кирилло-Белозерским монастырем Н. К. Никольский рассматривает в двух аспектах: 1) управление монастырем высшей правительственной властью; 2) управление в самом монастыре как отдельном учреждении.
Отношение к высшей власти. Кирилло-Белозерский монастырь был подчинен, с одной стороны, светской власти князя, с другой - зависел от епархиального архиерея. Степень зависимости монастыря от той и другой власти в продолжение XV-XVII веков не раз изменялась.
При жизни преподобного Кирилла и при игуменах Иннокентии и Христофоре монастырь находился в непосредственном ведении белозерского князя (Андрея Дмитриевича, затем его сына Михаила) и подлежал управлению епархиального ростовского архиерея только в духовных делах. Если участие ростовского архиепископа в управлении монастырем было почти номинальным, то власть князя простиралась на важнейшие стороны судебных и финансовых отношений в вотчинных делах, а также и на внутренние монастырские дела. Так, князь назначал настоятеля или утверждал избранного братией.
Затем, при игумене Кассиане, вследствие увеличения земельных наделов во владениях монастыря появились церкви, которые были тяглыми по отношению к Ростовской архиепископии (первая грамота относительно освобождения одной такой церкви от пошлин дана монастырю архиепископом Феодосием в 1455 г.). Ростовские архиепископы старались поставить в такое же тяглое положение к себе и сам монастырь. Так, архиепископ Трифон пытался без ведома князя Михаила поставить игуменом монастыря своего родного брата Филофея. Преемник Трифона на Ростовской кафедре Вассиан Рыло около 1478 года присвоил себе право суда над игуменом (Нифонтом) и братией Кириллова монастыря. Несмотря на обращение князя Михаила Андреевича к митрополиту Геронтию, устроившему судебное разбирательство по этому вопросу (список "правой" грамоты, в которой изложен ход судебного разбирательства, приводится Н. К. Никольским по рукописи РНБ. СПб. ДА № 1/17. Л. 1867 об. - 1868), ростовский архиепископ при поддержке Ивана III получил новые права по отношению к Кириллову монастырю: право высшего суда над игуменом и братией, финансовое право взимать с монастыря пошлины. Князь же сохранил за собой все права удельного вотчинника по отношению к монастырю как землевладельцу, то есть судебную власть в делах уголовных, финансовую власть - распределять подати на земли Кириллова монастыря и давать жалованные грамоты по хозяйственной части, а также свой патронат над монастырем.
После смерти князя Михаила Андреевича его вотчина перешла к московскому князю Ивану III. Порядок высшего управления Кирилло-Белозерским монастырем не был изменен, только теперь место удельного князя занял великий князь. Личное отношение и Ивана III, и Василия Ивановича к Кириллову монастырю было очень благосклонно. Иван III, вопреки своему обычаю отбирать земли у монастырей, делал сюда земельные вклады, назначил кирилловской братии ругу. При Василии Кириллов монастырь становится княжеским ружным богомольем. Во времена Ивана Грозного высшее управление монастырем, как бы монастырем княжеским, почти всецело сосредоточилось в руках царя. Сами кирилловские иноки стремились к прямой зависимости от московского князя, помимо епархиального архиерея, поскольку царь был для них источником многих льгот и милостей. Денежные вклады Ивана Грозного составляли треть всех пожертвований в Кириллов монастырь, сделанных в его царствование; дозволение торговать солью приносило монастырю до 600 рублей ежегодного дохода, льготные царские грамоты позволяли увеличивать прямое обложение с земель в пользу монастыря. Несмотря на установления Судебника (1497 и 1550 гг.) и Стоглавого собора (1551 г.) о зависимости монастырей от епархиального начальства и невмешательстве царя в дела духовные, Иван Грозный не только был высшим судьей по делам гражданского характера, но и назначал игуменов (Игнатия - 4 января 1582 г., Варлама - в 1584 г.), давал распоряжения, касающиеся монастырского благочиния, участвовал во внутренних монастырских делах.
Такое же положение вещей сохранялось и при преемниках Грозного - Борисе Годунове, Лжедмитрии (давали приказания о пострижении). Однако в это время обнаруживается переход к новым началам в церковно-судебных отношениях, осуществившимся окончательно позднее в Монастырском приказе. Кириллова обитель становится в подчинение к Приказу Большого Дворца, в котором сосредоточиваются дела о ней из разных приказов. Царские дьяки осуществляли контроль за монастырским имуществом, из которого отчуждались суммы в распоряжение царя. Контроль совершался с согласия братии Кириллова монастыря и в начале XVII века казался льготой, поскольку избавлял от волокиты монастырских дел по разным приказам и способствовал улучшению быта монастырских крестьян. Но последующая история, со второй четверти XVII века, не оправдала возлагавшихся надежд. Положение крестьян и вообще Кириллова монастыря в XVII веке было тяжелым.
Что касается отношений Кириллова монастыря к духовной власти, то эти отношения были прежде всего финансовые: монастырь платил ростовскому владыке ежегодные "поминки" (в первой половине XVI века дважды в год - на Рождество и на память преподобного Кирилла, в конце XVI века - трижды в год), платил пошлины по случаю поставления игумена и возведения кого-либо из братии в разные степени священства, вносил деньги за церкви, находившиеся в монастырской вотчине (эти деньги монастырь собирал с церквей по льготным грамотам; сборы с церквей состояли из митрополичьей дани и десятины из денег венечных). Подчиненность Кириллова монастыря ростовскому владыке по делам духовным состояла в подсудности ему иноков по делам "совести" (наложение епитимий и разрешение от них). Кроме того, рукоположение иноков Кириллова монастыря совершалось ростовским архиепископом.
Кроме зависимости от ростовского владыки, Кириллов монастырь с середины XVI века находился в тяглом отношении к вологодским владыкам, поскольку в Вологодской епархии еще в XV веке были значительные владения монастыря. Вологодскому владыке платили "поминки" (поменьше, чем в Ростов).
С учреждением патриаршества Кириллов монастырь стал в некоторую зависимость и от патриарха. С нескольких церквей вотчины Кириллова монастыря патриаршая казна получала от монастыря дань, десятину, казенные и платежные пошлины.
Характеризуя общий процесс перемен в высшем управлении Кирилловской обителью, Н. К. Никольский отмечает, что он состоял в постепенном превращении княжеского "белого" Кириллова монастыря в тяглое учреждение как по отношению к ростовскому епископу, так и еще более к государственной власти. Но это тягло, скреплявшее его отношения с Моск- вою и Ростовом, служило источником льготных прав монастыря и таким образом содействовало его благосостоянию. Устройство управления в самом монастыре, в отличие от рассмотренного высшего управления, было более устойчивым. Как показывает исследование Н. К. Никольского, монастырское управление имело две области своего действия: сам монастырь (центральное управление) и монастырские вотчины (местное управление).
Центральное управление в Кириллове монастыре было устроено по образцу монастырей общежительных. Чиноначалие северно-русских монастырей могло складываться под влиянием троякого рода иноческих порядков: студийских, иерусалимских и афонских. В Кирилловское управление вошли черты всех трех уставов, составляя основу организации управления, однако частные черты слагались исторически - усложнение состава монастырской администрации и круга ее дел происходило одновременно с развитием монастырского хозяйства и светского чиноначалия. К концу жизни преподобного Кирилла органов управления было немного: игумен, келарь, казначей, братия, составлявшая собор, крылошане.
В конце XVI века состав монастырской общины был следующий: настоятель монастыря - игумен, соборные старцы, составлявшие монастырский собор, строитель, келарь, казначей, житник, уставщик, конюший, меньшой казначей, ризничий, книгохранитель, покеларник, чашник, хлебник, поваренный старец, калачник, мельничий и пр. Кроме того, к составу управления монастырем принадлежали лица немонашествующие: мирские дьяки, пристава, площадные доводчики и пр.
Форма управления монастырем представляла собой сочетание единоличного управления (представителем его был игумен) с коллегиальным (представителем которого являлся собор из всей братии или из соборных старцев). В первое время единоличное управление имело перевес над коллегиальным. В конце XVI века соборная форма управления возобладала над единоличной. Главными органами управления были игумен и соборные старцы. Единоличная власть игумена в духовном, судебном и хозяйственном отношениях была по преимуществу только распорядительной, власть же законодательная принадлежала монастырскому собору. Чаще всего это был собор монастырских старцев, но в особых случаях составлялся "черный собор" из всей братии Кириллова монастыря. В отдельности соборный старец не пользовался большим влиянием на управление монастырем вне круга тех дел, которые были ему поручены. Собор принимал решения по хозяйственной и дисциплинарной части, избирал лиц для назначения на те или иные должности и для выполнения разных поручений, давал указания о переписке крепостей и вкладных книг, проверял приходо-расходные книги, давал согласие на прием новых членов братства. "Черный собор" всей братии имел право на избрание игумена, но смещать игумена собор не мог. Следующая ступень в управлении монастырем принадлежала хозяйственным чинам - строителю и келарю. Должность строителя в Кириллове монастыре упоминается со второй половины XVI века (в 1574 г. упоминаются игумен Козьма, строитель Никодим, келарь Мисаил). Власть строителя, судя по приводимым Н. К. Никольским документам XVII века, не простиралась на братию, а исключительно на мирских людей - слуг, служебников, крестьян, то есть была административно-хозяйственной. Келарь принадлежал к числу соборных старцев, занимал среди них одно из первых мест и являлся управляющим экономом. Ему были подчинены все низшие чины хозяйственного управления в монастыре: житник, конюший, поваренный и т. п., а также монастырские слуги. Келарь заведовал хозяйственными постройками (трапезой, погребами, кладовыми, сушилом) и всеми естественными продуктами, которые монастырь получал с вотчин. Он же заведовал покупкой провизии и ее расходованием. При этом келарь точно следовал распоряжениям монастырского собора, а для памяти имел келар-ский обиходник.
Низшее место (по сравнению с келарем) в числе соборных старцев занимал казначей. Он заведовал монастырской казной, то есть содержимым "казенных палат", где хранились деньги (вкладные, кормовые, оброчные, пошлинные), крепостные акты на монастырские владения, кабалы, разная одежда и обувь, ризы, сосуды, церковная утварь. Но если эти же предметы находились не в казенных палатах, а в церквях, кельях, то они уже подлежали надзору келаря со служебниками. Казначей принимал доходы деньгами, выдавал деньги на расход, на жалованье слугам, выдавал одежду, покупал материал для одежды. Во всех своих действиях казначей руководствовался постановлениями собора. Он вел приходо-расходные книги, по которым его проверяли соборные старцы.
В ведении келаря и казначея было множество низших чинов монастырского хозяйственного управления - старцев: житник, дворецкий, конюший, книгохранитель и другие. Были также подкеларник, меньшой казначей, чашник, вратарь, мельничный старец, калачник и пр. Во второй половине XVI века, когда количество монастырского хлеба стало велико, особо выдвинулось значение старца житенного. Были и церковные должности: старца "будильника", ризничего. Остальные иноки составляли братию монастыря. В состав ее вступали лица всех сословий, начиная с крестьян и кончая боярами, князьями и царями. Для поступления в монастырскую общину нужно было об этом бить челом игумену. Игумен возвещал челобитье соборным старцам. В случае отказа старцев игумен говорил просителю: "Доволни есмы братьею числом исполнися". Вступавший в братию делал какой-либо вклад в монастырь.
Немонашествующие перед пострижением проживали несколько лет в монастыре для обучения и испытания. Обучение проходило у дьяка и состояло в изучении грамоты. Испытанием являлся труд на монастырь. Время испытания называлось службою, испытуемые имели от монастыря мирское одеяние. Пострижение производил игумен. Затем инок поручался старцу для научения подвижничеству и монастырскому уставу. Обычно новопостриженный жил в келье старца.
Из числа светских должностей центрального управления в XVI-XVII веках известны дьяки и стряпчие. Казенный дьяк Кириллова монастыря выполнял обязанности секретаря: выдавал копии с грамот, скреплял их монастырской печатью. Стряпчие выдавали поручные записи за монастырь.
Местное управление было учреждено еще при жизни преподобного Кирилла и состояло из лиц или чиновников, проживавших в вотчинах монастыря и непосредственно заведовавших ими. Главными из этих чиновников были приказчики и посольские. Связующим звеном между ними и центральным управлением Кириллова монастыря служили старцы-рядчики, обязанности которых совпадали с деятельностью ревизоров и податных инспекторов. Они разъезжали по монастырской вотчине и привозили в монастырь оброчные деньги, собранные приказчиками с крестьян, проверяли действия приказчиков, правильность межевания и пр. Должность приказчика упоминается со времени игумена Касьяна. Приказчик назначался игуменом или собором, редко из числа старцев, как правило, из монастырских слуг. Приказчики проживали в селах на монастырских дворах и получали содержание с тех крестьян, над которыми были поставлены. Приказчик разрешал тяжбы крестьян по гражданским и уголовным делам, кроме убийства и разбоя. Должность посельского упоминается еще раньше должности приказчика. В большинстве случаев посольские были чернецами. Они исполняли почти те же обязанности, что и приказчики. Эти обязанности состояли в приеме, хранении и расходовании разных хозяйственных запасов, тогда как приказчики прежде всего занимались управлением монастырскими крестьянами.
Кроме крестьян, на монастырь работали и причислялись к нему монастырские люди: монастырские слуги, "всякие дворовые люди", "швали", стрельцы, казаки. Более высокое положение из этой категории занимали монастырские слуги. Чтобы попасть в их число, надо было сделать особые вклады в монастырь. По отношению к монастырю монастырские слуги выполняли те же обязанности, что и служилое сословие по отношению к государю. Они несли воинскую службу, получали в свои руки управление отдельными населенными местностями, иногда получали благодаря своей службе земельные наделы.
Дворовые люди, иначе "служебники", или "служки", в сравнении со слугами были скорее чернорабочими. Этот класс сложился из "серебренников" - крестьян, получивших от монастыря ссуду и обязавшихся не только обрабатывать монастырскую землю и платить условленную часть урожая, но и выполнять работы, какие найдет нужным хозяин. Поэтому монастырь назначал дворовых людей на работы "без найму", то есть не расплачивался с ними за отдельные виды работ. Это был разряд безземельных крестьян-издольщиков.
Мастеровые люди, или "швали";, жили на шваленном дворе подле монастыря. Это были портные, сапожники, токари, кузнецы, кожевники, столяры, плотники. Они являлись вольнонаемными людьми и получали жалованье.
Стрельцы находились в монастыре в основном в военное время. Например, около 1612 года в монастыре было 200 стрельцов. В мирное время их насчитывалось около 10 человек для несения караульной службы.
Казаки - вольнонаемные временные работники, безземельные и нетяглые. Нанимались монастырем для разных работ, особенно для распашки земли. Казаки жили также на соляных промыслах (в Поморье), варили соль и привозили ее в монастырь водным путем.
Наконец, в монастыре проживали нищие и больные. По смете 1601 года, в монастырских больницах было нищих 90 человек и в богадельне - 12 человек. Им выдавалась еда и одежда.
Таким образом, число лиц, живших в монастыре, было велико и колебалось довольно значительно. В 1427 году, около времени кончины преподобного Кирилла, монастырская братия состояла из 53 человек. В марте 1584 года - из 200 человек. В 1601 году было 184 человека братии, 91 монастырский слуга, 300 служебников и мастеровых людей, в богадельнях и больницах проживало 102 человека. В заключение Н. К. Никольский приходит к выводу о том, что местное управление Кирилловым монастырем слагалось из греческих и русских порядков. Прототипы всех указанных чинов хозяйственного управления могут быть найдены в греческих монастырях, но в своей комбинации это чиноначалие отражало черты национального управления на Руси. Греческие порядки имели применение к собственно "иноческой" стороне жизни, к управлению духовному. Русские порядки господствовали в области хозяйственно-вотчинной и были тесно сопряжены с общим течением местной жизни. Общая система местного управления монастырем повторяла систему государственного управления на Русском Севере, особенно в эпоху удельную: игумен соответствовал по выполняемым функциям князю, собор повторял законодательную роль боярской думы, черный собор - земского собора, строитель соответствовал дворецкому, келарь - стольнику и т. д.
Одновременно с тем, как монастырь постепенно становился подначальным учреждением, в нем развивалась система национального вотчинно-хозяй-ственного управления. Одни и те же русские особенности жизни наложили отпечаток как на внешнее, так и на внутреннее управление монастырем. То же сочетание основополагающих принципов общежития с русскими особенностями Н. К. Никольский прослеживает в общинной и келейной жизни Кирилло-Белозерского монастыря. Как свидетельствуют приводимые Н. К. Никольским данные, уже при жизни преподобного Кирилла кирилловская община, соблюдая древнегреческие правила общежития (а именно: личное нестяжательство, общие трапеза и имущество, совместный труд), владела при этом вотчинами и таким образом была связана с землевладельческим бытом. Исследуя полемику сторонников вотчинного устройства и "нестяжателей", Н. К. Никольский описывает деятельность и характеризует позицию многих кирилловских старцев (Нила Сорского, Гурия Тушина и др.) и приходит к выводу о том, что развитие кирилловского вотчинного общежития завершилось к началу XVII века дезорганизацией самого общежительного строя в его основных особенностях.
Чтобы ответить на вопрос, почему же крупные монашеские общинно-жития были невозможны на севере Руси без вотчинного быта, Н. К. Никольский исследует келейную жизнь кирилловской братии14. Основываясь на изучении кирилловских "Старчеств", которые дошли в списках XVII века, он в деталях описывает монашескую обыденную жизнь: воссоздает обстановку рядовой монашеской кельи, исследует вопросы, касающиеся монастырской трапезы, выявляет монастырскую практику изготовления, распределения и использования одежды, реконструирует распорядок дня, точно отмечая время богослужений, келейного правила, трапезы, рукоделия, трудов на монастырь и пр.
Подробно рассмотрев келейный распорядок в Кирилло-Белозерском монастыре, Н. К. Никольский делает заключение о том, что главным делом и основной задачей инока была молитва. Это соответствовало главному принципу жизни монаха - принципу церковно-религиозного назначения монашества. Каждый инок лично осуществлял в своей жизни идеал нестяжательства. Однако община, члены которой не имели личной собственности и посвящали все свое время молитве, не могла поддерживать существования своими силами, тем более в сложных условиях Русского Севера. Поэтому русский вотчинный быт стал необходимым условием существования монашеского общежития на севере Руси.
Таковы выводы Н. К. Никольского относительно управления, общинной и келейной жизни Кирилло-Белозерского монастыря. За те десятилетия, в течение которых труды Н. К. Никольского пролежали неизданными в его архиве, были написаны десятки работ по истории монашества на Руси. Однако это обстоятельство не может умалить значения исследований Н. К. Никольского. Его концепция, отличающаяся стройностью, логической взаимосвязанностью положений и детальностью разработки, базируется на тщательном анализе громадного числа архивных документов и рукописей монастырской библиотеки. Это придает трудам академика Н. К. Никольского особую ценность, делает и по сей день актуальной задачу подготовки к изданию богатого научного наследия ученого.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Розов Н. Н. Академик Н. К. Никольский и его научное наследие (к 30-летию со дня смерти) // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1966. Т. 25. Вып 3 С. 256-258.
2. Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1897.
3. Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века. Т. 1. Вып. 2. СПб., 1910.
4 Отдельные фрагменты исследования общинной жизни были опубликованы, см.: Никольский Н.К. Общинная и келейная жизнь в Кирилло-Белозерском монастыре в XV и XVI вв. и в начале XVII-гo // Христианское чтение. 1907. Август. С. 153-189; 1908. Февраль. С. 267-292; 1908. Июнь-июль С.880- 907.
5. Архив РАН. Ф. 247. On. 1. Д. 32, 35, 37.
6. Научной разработкой этого материала в настоящее время занимается Т. И. Шаблона.
7. Эта работа ведется под руководством 3. В. Дмитриевой при финансовой поддержке РГНФ.
8. Например, д. 35 содержит писарские копии фрагментов Скитского устава (по рукописи РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 45/170), "Старчества" (по рукописи РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 121-1198). Заметим, что в составе других дел фонда имеются материалы, относящиеся к данному исследованию: в д. 45 - писарские копии приходных и расходных книг денежной казны 1618-1621 гг. (Изд.: Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство... Т. 1. Вып. 2. Приложение. С. OLXVII - ОСССХХ), в д. 46 - писарские копии книг расходных и приходных хлебных 1614-1615, 1620 гг.
9 Архив РАН. Ф. 247. On. 1. Д. 32. Л. 380-392.
10 Там же. Л. 369-379.
11. Там же. Л. 777-791. Среди подготовительных материалов находится черновик письма Н. К. Никольского графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву от 8 июня 1898 г. о дьяках Кирилло-Белозерского монастыря Огурцове и Истомине. Это письмо опубликовано по тексту подлинника, хранящегося в РГАДА, см.: Шохин Л. И. Письмо Н. К. Никольского С. Д. Шереметеву о дьяках Кирилле-Белозерского монастыря Огурцове и Истомине, 8 июня 1898 г. // Архив русской истории. Вып 6 М., 1995. С. 170-180.
12 Архив РАН. Ф. 247. On. 1. Д. 32. Л. 919-974.
13. Там же. Л. 444.
14. Эта часть исследования Н. К. Никольского, посвященная келейной жизни иноков Кирилло-Белозерского монастыря, выявлена нами в составе д. 35 (л. 108 - 164). В отличие от исследования общинной жизни, частично опубликованного в "Христианском чтении", эти материалы никогда не издавались.